a1a0d2b2     

Пильняк Борис - Speranza



Борис Пильняк
Speranza
По морям и океанам, под Южным Крестом и Полярной Звездой,
в тропиках и у вечных льдов - идут корабли. По морям и океанам
- идут бури, ночи, дни, месяцы, годы. Море же - это две чаши:
одна над другой чаша неба и чаша воды, да с неделю от берега и
за неделю до него - чайки и точкою в небе кондор. И на
кубрике, у кормы на кораблях, живут возчики кораблей -
матросы. В Сидни с шерстью, в Кардифе с углем, в Бенгуэле с
каучуком, в Порт-Петербурге с лесом и пенькой - грузятся
корабли, чтобы итти, нести грузы - на острова Зеленого мыса, в
Марсель, в Сайгон, Сан-Франциско, Буэнос-Айрес, Суэцами,
Панамскими каналами, Индийскими, Великими, Атлантическими
океанами. Так корабли ходят десятки лет, неделями и месяцами в
море, и матросы говорят о себе и друг о друге:
- Я (или он) пошел на берег, - он на берегу, -
и кажется, что борт корабельный стал им их землей, точно
борт корабельный может быть землей; но матросы же знают, что в
бурю, когда ветер, посинев, рвет ванты и людей, когда волны
идут через фальш-борты и бьют до спардэка, - когда корабль
мечется в волнах овощинкою в кипятке, - тогда надо смотреть на
горизонт, ибо только он неподвижен и тверд, как земля, и плохо
тому, у кого закачается в глазах горизонт, единственное
некачающееся, - тогда его стошнит в морской болезни,
нехорошей, мутной, собачьей тошнотой. И матросы не любят
говорить о море, о морских своих путях, - потому ли только,
что это их будни? - и матросы всегда дальнозорки!
И на кубрике, в бесконечные океанские вечера, после вахты
и перед вахтой, в грандиозности морского одиночества матросы
говорят - о земле, о той земле, какую они видели, и о том, что
видели они на ней. Кроме моря, матросы видели порты всего мира,
портовые кабаки, портовые публичные дома, портовую нищету, шум,
крик и гам всего мира, - и матросы знают, что земной шар -
даже не шар, а шаришко и очень тесный шаришко, так, что он не
может испить всю морскую воду, соленую, как слезы. Кроме морей,
матросы видели и все человеческие породы, и черные, и желтые, и
красные, и белые, и все человеческие веры и манеры жить, -
матросы видели, как люди молятся и Чурбанам, и Будде, и Христу,
и Магомету, и Солнцу, и Конго, как люди ходят и в
ивнинг-дрэссах, и в юбках мужчины, и голые с повязкой на
чреслах и без повязки на них, - как люди украшаются и пудрой,
и кольцами в носу, и зубами, выкрашенными в черное, - матросы
помнили, как всюду бьют людей, - и матросы знают, что ничему в
мире верить нельзя, все в мире течет и проходит. Матросы не
знали никакой иной любви, кроме портовой, - и прекраснейшее в
мире - любовь - у матросов была смрадна - негритянская,
индейская, китайская любовь - как смраден портовый публичный
дом в шуме, гаме и ночных красных фонарях. И на кубрике, - и в
экваториальные ночи, когда кажется, что Южный Крест цепляет за
мачты, и в ночи под Полярной звездой на кладбище европейских
вод, - матросы вспоминают землю, ту, что "на берегу". Но
матросы, как все люди, еще и мечтают: о прекрасной жизни; их
мечты строятся на безверии; их мечты строятся над черными,
желтыми, красными и белыми человечьими породами и любовями; их
мечты строятся над всем миром. - А на кубрике, полярною ночью
и ночью экваториальной, ночами в бури и штили - темная круглая
безбрежность за бортом, чаша неба и чаша воды, колышется вода
сотнями метров зеленоватой мутной холодной глубины, слиты края
чаш в безбрежности и - если штиль - горят, горят на небесной
корке - звезды,



Содержание раздела