Писарев Дмитрий Иванович - Московские Мыслители
Дмитрий Иванович Писарев
Московские мыслители
(Критический отдел "Русского вестника" за 1861 год)
I
Гейне в одном из своих посмертных стихотворений говорит, что мир
представляется молодою красавицею или брокенскою ведьмою, смотря по тому,
через какие очки на него взглянуть - через выпуклые или через вогнутые. Если
верить на слово поэту, если предположить, что можно надевать себе на нос
разные очки и вместе с тем менять взгляды на жизнь и на ее явления, то мы
принуждены будем сознаться в том, что наше зрение радикально испорчено
вогнутыми очками; чуть только мы попробуем заменить их другими или просто
снять их долой, перед нашими глазами расстелется такой густой туман, который
помешает нам распознавать контуры самых близких к нам предметов. Наше зрение
слишком слабо для того, чтобы охватить все мироздание, но те крошечные
уголки, которые нам доступны, кажутся нам такими неизящными шероховатостями
и такими глубокими морщинами, которые гораздо легче себе представить на
старой физиономии брокенской ведьмы, чем на свежем, прелестном лице молодой
красавицы. Мы любим природу, но ее нет у нас под руками; ведь не в
Петербурге же любоваться природою; не заниматься же, из любви к природе,
метеорологическими наблюдениями над сырою и холодною погодою, не изучать же
различные видоизменения гранита и не умиляться же над различными оттенками
петербургского тумана. Поневоле придется, при всем пристрастии к безгрешной
растительной природе, обратить все свое внимание на грешного человека,
который здесь, как и везде, или сам страдает, или выезжает на страданиях
другого. Как посмотришь на людские отношения, как послушаешь разнородных
суждений, словесных, рукописных и печатных, как вглядишься в то впечатление,
которое производят эти суждения, то мысль о выпуклых очках и о красавице
отлетит на неизмеримо далекое расстояние. Уродливые черты брокенской ведьмы
явятся перед глазами с такою ужасающею яркостью и отчетливостью, что иному
юному наблюдателю сделается не на шутку страшно; он быстро проведет руною по
глазам, в надежде сорвать проклятые очки и разогнать ненавистную
галлюцинацию; но галлюцинация останется ярка попрежнему, и юный наблюдатель
заметит не без волнения, что вогнутые очки срослись с его глазами и что ему
придется зажмуриться, чтобы не видать тех образов, которые пугают его
воображение. Иные, боясь за свои впечатлительные нервы, действительно
зажмуриваются и постепенно возвращаются к тому вожделенному состоянию
спокойствия, которое было нарушено неосторожным прикосновением к вогнутым
очкам; другие, более крепкие и в то же время более увлекающиеся, продолжают
смотреть, всматриваться, громко сообщают другим отчет о том, что видят, и не
обращают внимания на то, что их речи встречают к себе равнодушие и насмешки
в слушателях, что изображаемые ими картины принимаются за галлюцинации, за
бредни расстроенного мозга; они продолжают говорить, воодушевляясь сильнее и
сильнее; их воодушевление постепенно переходит в их слушателей; их речи
начинают возбуждать к себе сочувствие; они волнуют и тревожат, они шевелят
лучшие чувства, вызывают наружу лучшие стремления; вокруг говорящего
группируется толпа людей, готовых переработывать жизнь и умеющих взяться за
дело; но между тем сам говорящий изнурен колоссальным, продолжительным
напряжением энергии; его измучили уродливые образы, на которых он долго
сосредоточивал свое внимание; его истомила та борьба, которую ему пришлось
выдержать с недоверием и недоброжелатель
