a1a0d2b2     

Платонов Андрей - Очередной



Андрей Платонов
Очередной
Третий свисток... Я вхожу в ворота завода, прохожу мимо контрольной
будки и иду по огромному заводскому двору в свою "первую",как нумеровалась
наша литейная. Асфальтовая дорожка бежит и вьется вокруг выступов и стен
колоссальных зданий, где -- я слышу -- уже начал биться ровным темпом
мощный пульс покорных машин.
В мастерскую вхожу почти радостный, -- ведь сейчас она оживет,
задрожит, загремит -- и пойдет игра до вечера...
Здороваюсь с товарищами по работе и усаживаюсь на железной плите пола
и спуска к вагранной печи. Закуриваем -- иначе нельзя -- перед работой и
после нее, пред уходом, это делается всегда и всеми. Рука почти
автоматически вертит бумагу; не спеша делимся табаком...
Засыпаем в печи металл. Пускаем электромоторы, открываем нефть. И --
гаснет солнце за высокими окнами, забывается все... Клубы желто-зеленого
чада вихрями рвутся из печей от плавящегося металла. Газ лезет в глаза,
горчит рот, тяготит душу...
Содрогаются высокие подпотолочные балки, пляшут полы и стены, ревет
пламя под бешеным напором струй нефтяной пыли и воздуха... Неумолимо и
насмешливо гудит двигатель; коварно щелкают бесконечные ремни...
Что-то свистит и смеется; что-то запертое, сильное, зверски
беспощадное хочет воли -- и не вырвется, и воет, и визжит, и яростно
бьется, и вихрится в одиночестве и бесконечной злобе... И молит, и
угрожает, и снова сотрясает неустающими мускулами хитросплетенные узлы
камня, железа и меди...
Бьются горячие пульсы дружных машин; мелькая швами, вьются змеи --
ремни.
-- Илюш, а Илюш! Ты б слазил, глянул, что там за штука такая.
Намеднись ты как ловко насос проноровил... -- Обращаются ко мне.
Перед самым спуском уже готового металла в тигли неожиданно застопорил
мотор, и монотонно гудящая печь смолкла, накаленные стенки потемнели.
Я иногда исправлял небольшие поломки в машинах, избегая тем
необходимости звать монтера. Так это было неделю назад с насосом, подающим
воздух. Я сначала хотел отказаться, но, подбадриваемый, взял ящик с
инструментом и полез по лестнице к электродвигателю, подвешенному к стене.
Неисправность была пустяковая, и я ее быстро обнаружил. Снизу дали ток
-- и мертвый мотор ожил, завыл и захлопал приводным ремнем.
И вновь полился поток пламени на распростертый в печах металл.
За звенящими побитыми стеклами окон полуденное солнце омывало землю, и
на секунду у меня мучительно сжалось сердце и страстно захотелось в поле --
к птицам, цветам, шуршащей травке; в поле -- где я, когда был без работы,
бродил, утопая в зелени, тянущейся к небу, к жизни, к весеннему неокрепшему
солнцу, к тем вон бегущим вольным бродяжкам-облакам...
Льется жидкий металл, фыркая и шипя, ослепляя нестерпимо, ярче солнца.
Осторожно и внимательно стоим мы вокруг наполняющегося несгораемого горшка.
Потом сразу хватаем вдвоем за длинные штоки и бегом несем искрящееся литье
в соседнюю мастерскую, где выливаем металл в приготовленные формы.
Когда опорожним всю печь, вновь наполняем ее болванками корявой
пузырчатой меди и ждем, покуривая и регулируя нефть.
Около нашей печи работали трое -- Игнат, старый рабочий, почти
ослепший от блеска литья, с постоянно гноящимися, налитыми кровью глазами,
и двое нас, новичков, я и Ваня, только недавно поступивших на завод. Мы
работали весело, и день пролетал незаметно. Полуголые, мы хохотали и
обливались водой, рассказывали, думали -- и слушали нескончаемую, глухую,
связавшую начало с концом песнь машин...
-- И, скажи ты мне на мил



Содержание раздела