Платова Виктория - Охота На Золушку 01
В ТИХОМ ОМУТЕ...
Виктория ПЛАТОВА
Анонс
Могла ли подумать незаметная, тихая выпускница ВГИКа, которую даже друзья звали Мышью, что ее порносценарии, написанные ради "куска хлеба", вдруг обретут кошмарную реальность? Все в ее жизни становится с ног на голову - один за другим гибнут близкие ей люди, Мышь вынуждена скрываться.., Но кольцо вокруг нее медленно, но верно сжимается.
Выход только один - исчезнуть, залечь на дно и измениться. И вот серенькая Мышь "умирает”, а вместо нее рождается восхитительная, пленительная, сводящая с ума всех Ева. Рождается, чтобы мстить...
Все события и герои этого романа вымышлены, любое сходство с существующими людьми случайно.
ЧАСТЬ I
...Первым погиб Иван.
Первым из нас троих.
Это была безобидная, легкая, мальчишеская смерть на пятом курсе ВГИКа, перед госэкзаменом по сценарному мастерству.
Пьяный Иван вывалился из общежитского окна на шестнадцатом этаже, забубенный сценарист, грузин на свою лучшую четверть, ленивый красавчик, единственный, кто любил меня...
Нет, мы никогда не спали вместе, но все пять лет были соавторами.
"Ты моя лучшая половина, - говорил Иван, роскошный, всегда чужой любовник, переспавший с каждой второй мало-мальски приличной самочкой во ВГИКе. - Ты моя лучшая половина. Мышь. Твое циничное тельце и мой циничный умишко составляют совершенный самодостаточный организм..."
Он всегда называл меня Мышью, и я сильно подозревала, что это - производное от “серой мыши”. Мое настоящее лицо, как же иначе. Но, находясь под защитой Ивана, я могла не беспокоиться о красоте приговоренных к пишущей машинке и потому вечно стриженных ногтей; я могла не беспокоиться о своей дальнейшей судьбе - мне оставалось только интерпретировать его удивительные истории.
Байки, сюжеты и сюжетики просто распирали Ивана - он был всего лишь на пять лет старше меня, но, казалось, прожил несколько жизней; это только со мной, унылой пай-девочкой, ничего такого не случалось, даже банального перелома ноги.
В фантазиях Ивана его родной пыльный Мариуполь представал Чикаго тридцатых годов: там пили водку, курили анашу и кололись, там привозили какую-то диковинную контрабанду, там стреляли в ментов и друг в друга, там были стертые в кровь от поцелуев губы, там были двойные и тройные самоубийства и обязательное колесо обозрения в песках на берегу умирающего моря. “А, главное, кетчупа побольше, - говорил Иван о кровавых финалах, - а для полного кайфу заезжего пидора-интеллигента, профессора-орнитолога замочим”.
Он правил мои рукописи (к пятому курсу он перестал делать это, к пятому я была почти он), дописывая шариковой ручкой им же изобретенные маты, невозможно смешные, вызывавшие почти судорожную зависть курса.
Его бабы меня ненавидели. У меня. Серой Мыши, было исключительное право стирать его джинсы. “Ли Купер” на болтах.
Все остальные меня не замечали. Я была всего лишь второй строкой во всех его умопомрачительных сценариях. Но я ни о чем не жалела.
Я не пожалела ни о чем ни на секунду.
Я смотрела на мир его глазами - вернее, мужскими глазами на мужской мир. Я знала, какие сигареты лучше курить и какие зажигалки лучше покупать, я знала, как оттягивать кожицу на члене, когда занимаешься онанизмом, - поступательно-возвратными движениями; я знала, как уложить в постель любую женщину, - мой взгляд на секс был сугубо мужским взглядом, циничным и зависимым от удовольствий одновременно.
...В конце третьего курса Иван приволок Нимотси.
Вообще-то, Нимотси звали Игорь Истомин. “Нимотси” окрестил его Иван - Истомин наоб